Одним из нас кажется, что прогресс медицины, благодаря которому мы пользуемся шприц-ручками и глюкометрами, вот-вот приведет к появлению «радикального» лекарства от диабета. Другие, с тоской глядя на исколотые пальцы и кассовые чеки за оплату тест-полосок, считают, что компании-производители средств для компенсации диабета никогда не «дадут ход» такому лекарству, которое отнимет у них нас – неиссякаемый источник сверхприбыли. Кто ближе к реальному взгляду на вещи – оптимисты или скептики? Дискуссию на эту «скользкую» тему затеяла в американском журнале «Diabetes Interview» его внештатный корреспондент Дара Майерс. И мы приглашаем читателей присоединиться к спору.
Ежегодно в США тратится на компенсацию диабета и лечение его осложнений 132 биллиона долларов. Диабет принял размах всемирной эпидемии, и «каждый диабет» – пожизненный. Это идеальная болезнь для фармацевтических компаний – так стоит ли им вкладывать средства в поиск излечения от нее? Некоторые из диабетиков с надеждой смотрят на то, как быстро растет количество заболевших: может быть, в итоге все больше денег будет тратиться на поиск новых препаратов? Действительно, за последние 20 лет понятие «болеть диабетом» радикально изменилось, и роль фармацевтических компаний в этих переменах поистине огромна. Да, они получили и получают небывалые прибыли, но и пациенты выиграли не меньше.
«Я считаю, что разработка доступных для пациента, довольно точных глюкометров – это прорыв к хорошему контролю диабета», — говорит, например, Вики Эббот, СД типа 1. Однако, не все видят ситуацию в столь розовом цвете. «Если бы компании тратили на поиск средства от диабета хотя бы столько же времени и денег, сколько они тратят на разработку всяких «прибамбасов и заменителей», то лекарство от диабета давно уже было бы найдено! — считает Крис Леги, СД 2 типа. – Но они заинтересованы не в нашем излечении, а в том, чтобы навсегда насадить нас на свой крючок и выдоить из нас максимальное количество денег!» Цинично или же реалистично это распространенное среди пациентов мнение? Член общества потребителей Ларри Сасич призывает быть менее эмоциональными. «Фармацевтическая промышленность существует по законам бизнеса.
У нее ограниченный временной горизонт. Для того, чтобы оправдать средства инвесторов и остаться на рынке, компания должна разработать такой продукт, который будет продан, и продан быстро. Да, это не обязательно будет продукт, полностью отвечающий интересам потребителя. Потребитель лишь должен быть уверен в том, что компания действует в рамках деловой этики. Но деловая этика и «этика здоровья» часто сильно отличаются.»
Новое! Потрясающее! Самое лучшее!
В спор опять вступает диабетик Крис: «То и дело я вижу рекламу «нового потрясающего» лекарства – но при ближайшем рассмотрении это оказывается тот же самый глипизид или метформин, просто в другой дозировке. Эти новшества полезны для здоровья их производителей, но не пациентов.» Примером, подтверждающим эту точку зрения, может служить препарат «Авандия» — глитазон, который чаще всего выписывается американскими врачами. Только в 2002 году этот препарат принес его производителям, фирме Glaxo SmithKline (GSK) более 1 биллиона долларов. Сама фирма называет его «блокбастером». Но компания хочет еще увеличить прибыль, поэтому продвигает на рынок «новый» препарат – «Авандамет» — комбинацию Авандии и метформина. Зная о нарастающей «эпидемии» диабета, многие фармацевтические компании заранее разрабатывают программы внедрения на рынок товаров для удовлетворения нужд будущих диабетиков и лечения их будущих осложнений.
Все большие или малые фирмы стараются разработать новый «блокбастер». Более легкий путь в этом направлении – создание препаратов под условным названием «такой же!». «Компании хотят снизить риск потерь, поэтому часто производят препараты, аналогичные тем, которые уже завоевали рынок, — объясняет Ларри Сасич. – «Такое же» лекарство очень выгодно для производителей: легче провести его через дорогой и долговременный процесс апробации и получения лицензии, легче рекламировать его потребителям и врачам, меньше потенциального риска, чем от применения действительно нового лекарства… Например, фирма «Авентис» сейчас разрабатывает «такое же» лекарство. «Мы будем производить ультракороткий инсулиновый аналог, — говорит доктор Ральф Росскамп, вице-президент отдела клинических исследований и эндокринологии компании «Авентис». – Механизм его действия аналогичен Хумалогу и Новорапиду. Для нас важно иметь полное «портфолио».
Сейчас пациент, принимающий Лантус, вынужден использовать ультракороткий инсулин, который производят наши конкуренты. Лучше, если это будет ультракороткий инсулин «Авентиса».» Примеров таких «новых» товаров множество: глюкометры, инсулиновые насосы, сахароснижающие таблетки… Но разве можно обвинить «Авентис» за создание новой версии Хумалога? Вероятно, нет. А могла ли фирма потратить те же деньги на разработку чего-либо более полезного для людей с СД?..
А где INGAP?
Давайте вспомним историю, которая произошла в одной из самых мощных «диабетических» компаний — Эли Лилли. В 1997 году Лилли купила лицензию на белок INGAP, открытый доктором Аароном Виником из Медицинской школы Восточной Вирджинии. Ожидалось, что этот белок станет средством излечения СД как 1, так и 2 типа: он вызывал регенерацию бета-клеток поджелудочной железы. Ранние клинические испытания, проведенные Эли Лилли, были успешными. «Это действительно первая возможность изменить биологию диабета, — докладывал доктор Виник, — INGAP пробуждает «уснувшие» бета-клетки!» Однако в 1999 году фирма прекратила дальнейшие разработки препарата.
По словам Виника, это произошло не потому, что сотрудники компании Эли Лилли потеряли к нему научный интерес. «Они сказали, что любят науку, но не думают, что разработка INGAP – это хорошая бизнес-модель.» И компания вовсе не отрицает, что так и было. Вот как объяснил это старший врач-исследователь фирмы доктор Джон Холкомб: «INGAP был частью нашего бинес-плана, и во время очередного пересмотра наших приоритетов было решено, что мы исключаем его из плана. Это было очень трудное решение, и мы приняли его не потому, что INGAP был бесперспективным.
Многое из того, что мы делаем, перспективно, но мы просто не можем заниматься всем! Другие дела оказались важнее для фирмы, чем INGAP. Ведь наши ресурсы ограничены.» Фирма получает от линии диабетических товаров ежегодный доход в размере 2,29 биллионов долларов, часть из них снова вкладывается в разработку препаратов для лечения диабета, осложнений, ингаляционного инсулина… Тот же доктор Виник продал фирме лицензию на лекарство для лечения нейропатии… Вот мнение еще одного диабетика, Жанны Спайсер: «Я думаю, мы очень близки к тому, чтобы найти средство от диабета, но это означало бы для фармацевтических компаний, что дерево, дающее золотые монеты, завянет.»
Докор Холкомб соглашается, что его фирма не очень активно занимается поиском лекарства от диабета, но отрицает обвинения таких людей, как Спайсер или Леги, в том, что Лилли не хочет, чтобы средство от диабета было найдено. Он говорит: «Люди, которые так думают, ничего не знают о сердцах тех, кто работает на фирме».
В то время, как увидеть чувства сотрудников фирмы сложно, нетрудно посмотреть на цифры доходов компании, которые представлены на ее сайте: инсулины Хумулины приносят 1 биллион долларов в год, Хумалог — 834,2 миллиона в год, Актос — 391,7 миллионов в год. Если 30- 40% людей, принимающих эти препараты, больше не будет в них нуждаться, фирма потеряет почти биллион долларов в год. И все же есть третье мнение.
Член общества потребителей Ларри Сасич считает: Причин отказа фирмы от INGAP могло быть множество. Возможно, у них разрабатывается другой, аналогичный, препарат. Если бы они действительно нашли потенциальное средство от диабета, они бы продолжили разработки. Ведь за такое лекарство они бы получили все, что угодно! Для такой компании, как Эли Лилли, будет гораздо хуже, если другая фармацевтическая компания найдет это средство и утонет в деньгах – в таком случае Лилли все равно потеряла бы свой бизнес.»
Итак, многие «биотехнологические» компании сражаются за то, чтобы разработать и внедрить на рынок новые и «такие же» продукты для компенсации диабета. Но тот же Авентис, который сейчас разрабатывает «такой же» ультракороткий инсулин, занимается и разработками Диапепа, иммуномодулятора, который может остановить аутоиммунный процесс в бета-летках. А Эли Лилли все-таки не закрыла проект «INGAP», а продала лицензию на него маленькой компании GMP Companies, которая вообще не производит продукцию для диабетиков — INGAP сейчас проходит первую стадию клинических испытаний. Кто знает – может быть, именно бурная активность фармакомпаний на рыке диабета приведет к долгожданному открытию лекарства от диабета? – Кажется, доктор Винник не спешит с этим соглашаться: «Решения бизнеса и науки очень отличаются», — замечает он. А вы как думаете, читатели?
Diabetes Interview октябрь,2003г.
Перевод Влады Швец
Обсуждения